Журнал индустриальной истории

Подписывайтесь на телеграмм-канал   https://www.youtube.com/c/РусскийТехник

Гастев: Почему немец работает лучше русского.

Монтеры!
вот вам выжженная страна.
у вас в сумке два гвоздя и камень.
имея это, — воздвигните город!
А. Гастев

Чтобы понять то, к чему призывал Гастев и то, ради чего он создавал ЦИТ, надо вчитаться в его статьи, написанные в начале 20-х годов. В это время Гастев публикует в "Правде" статью "Почему немец работает лучше русского". Наверно, в 30-е годы за такое вольнодумие автор немедленно был бы арестован, но то были 20-е, годы надежд и свободомыслия. Молодая советская республика после мировой и гражданской войны поднималась с колен. Многие были полны энтузиазма, еще не было в массах той разрушительной партийной идеологии, царил дух свободы и демократии, подкрепленный авторитетом Ленина и свежим воздухом НЭПа. Так вот, причиной успеха немцев Гастев считал наличие у европейцев врожденной культуры. Не только культуры бытовой, но, что важно, и трудовой. Откуда у немцев трудовая культура, что это такое, и почему этой культуры нет у русских? Ответ на это ищем в его многочисленных публикациях.

Что касается опыта Европы и Америки, то Гастев указывал, что еще в начале 19 века там были проведены пробные работы по организации производства, связанные с введением хронометража. Поэтому и трудовая европейская культура имеет значительный стаж по сравнению с российской. Российская же организационная культура, по наблюдениям Гастева, начала формироваться только в начале 20-го века, и то в значительно более мягкой форме по сравнению с европейским опытом.

Интересно, как Гастев доказывает наличие трудовой культуры у европейских рабочих. Для него показатель культуры - это прежде всего слаженность работников, способность работать  в едином темпе. И, как метод революционного воздействия для европейского рабочего движения был очень характерен такой прием, как саботаж (кропание). Так вот, английские рабочие, как замечал Гастев, с легкостью переключались на режим саботажа, синхронно снижая производительность до предельно низких величин. На российских же предприятиях такое не получалось, так как работники не умели держать единый темп, а работали в своих индивидуальных ритмах. 

Главным злом доставшейся большевикам от монархической России Гастев считал бытовую и организационную неряшливость. Его бесила пренебрежительность и противодействие порядку в соотечественниках, которую он называл "неряшливостью мысли". Он с негодованием писал о российском менталитете, ставя в пример Европу:
"Бытовая неряшливость — наше главное зло. «Это мелочь, это пустяк, это поверхностно — требовать, чтобы стол был чистый и бумаги в порядке», говорят столичные, уездные и деревенские россияне, все время разрешающие мировые вопросы. Каждая аккуратность и требовательность— это «бюрократизм», говорят неисправимые декаденты, не представляющие даже, что в Европе и Америке уже есть миллионная армия бюрократов, работающая с точностью до минуты, что пролетариат и заводская администрация входят и выходят в ворота тысячными толпами в течение 5 минут, что вся трудовая Европа без гудков и звонков ложится спать в 10 час, в 6 час. утра уже покупает газету и садится на рабочий поезд."
Мало в России инициативных и эффективных людей, считал Гастев: 
"...у многих гноятся души. Есть много таких, которые не соразмерили прыжки, вывихнули ноги и записываются в разряд успокоившихся старичков."
Да и уклад в России деревенский, характер "немного мечтательный и размашисто-широкий", далекий от точного инженерного взгляда. Это очень мешает индустриализации и внедрению трудовой культуры:

"Нашу страну, глубоко деревенскую, захолустную, где порой, кажется, пропадают целые уезды, где вдруг «открывают» стоверстные незарегистрированные лесные участки, нашу страну надо огородить, надо урбанизировать."
Наша лапотная страна, где еще не ходят, а бродят, психологически настроена против точных организационных идей.

Но не только монархическое прошлое России виновато в культурной катастрофе. Будучи современником и свидетелем пожаров революции и гражданской войны, Гастев трезво смотрит на последствия развала страны:

"Революция экспериментально, почти лабораторно доказала, что за стихийные подъемы и стихийные реакции в нынешние времена придется расплачиваться катастрофой культуры."
Что касается особенностей менталитета соотечественников, то в этом вопросе Гастев сетует на постоянные чередования подъема и спада настроения у россиян, " полосы по-российски", как он их называет:

"...два года тому назад резко обозначился интерес к научной организации труда, к «производственной пропаганде», «производственной идеологии» и потом также резко спал, это были те же полосы «по-российски»"

Но, несмотря на это, Гастев был уверен, что ему удастся создать новое поколение, которое будет обладать должной трудовой культурой и необходимыми навыками для строительства страны, ибо людские ресурсы восполнимы:

"Если их нет, их надо родить" 
"...Сумасшедшие женщины, рожайте.Рожайте немедленно, срочно."

А пока ресурсов мало, надо довольствоваться тем, что есть и строить рабочую культуру на том фундаменте, который дан:

"Нет железа — делайте из дерева. Не просите и не ждите. Нет носков, берите портянки, но свертывайте их на ноге артистически аккуратно."

А вот что говорит Гастев о рабочих тренингах, к которым он подходил с особой тщательностью:

"Есть тренировка скрипача, танцора, акробата, фехтовальщика, но нет самой главной тренировки — настоящего труда. Надо распространить на все наши рабочие и крестьянские миллионы особые тренировочные рецепты, — как тренировать, воспитывать, обучать правильному удару, как обучаться быстро нажиму, как научиться распределять давление."

Сейчас так готовят только космонавтов или военных, словом, тех, от чьих действий зависят жизни. А Гастев с такой же щепетильностью относился к тренировкам обычных рабочих. Его концепция заключалась в том, чтобы к каждом работнике воспитать мастера. Мастера молотка ли, станка или зубила - все равно, лишь бы он был МАСТЕРОМ своей операции. В этом и заключается истинная эффективность работы по науке "НОТ" - научной организации труда.

"Если хочешь вводить НОТ, стань мастером хоть одной операции!"
Предчувствуя грядущую урбанизацию и резкий переход страны и ее народа из аграрной в индустриальную эпоху, Гастев предупреждает, что люди не смогут самостоятельно приспособиться к крутым изменениям производственной парадигмы и отреагировать на них эффективным и производительным трудом.

Народ ... должен быть выпрямлен: его психология должна быть урбанизирована.

Тонко чувствуя психологию людей, Гастев понимает, что вместе с масштабной электрификацией и индустриализацией экономики надо так же масштабно и быстро менять менталитет людей, надо помогать народу меняться, и изменения эти должны пройти быстрее, чем если бы они были вызваны естественным ходом истории. Так же форсированно, как и техническое перевооружение. Но понимает ясно это только он один. Общество, в соответствии с описанными выше "волнами по-российски", реагирует то энергично, то вяло на эту необходимость стремительного изменения:

"Эти лозунги ... несколько раз вдохновенно подхватывались, они мочалились, выбрасывались, как хлам, и снова подхватывались со стихийной силой."

Что надо сделать, в каком направлении действовать и воспитывать новое поколение?

"Наш народ, немного мечтательный и размашисто-широкий, надо приучить к бдительной наблюдательности, надо приобщить ему способность твердо отчеканивать одно явление от другого, убить все «философские» замашки, надо приучить его быть эмпириком на ограниченной базе, а главное — твердо и микроскопически точно фиксировать все наблюдения. Та патриотическая растяпость, которая характерна для всех наших былин, анекдотов и художественной литературы, должна быть убита бесповоротно, надо приучить народ зорко наблюдать и точно фиксировать."
Словом, по Гастеву, надо стремиться к немецкой точности и аккуратности. Здесь мы вернулись к началу, к  нериторическому вопросу Гастева, заданному в статье "Почему немец работает лучше русского". Впрочем, вопрос до сих пор остается актуальным.

Слишком великую задачу поставил перед собой Гастев - нагнать за  считанные годы сотни лет технического и культурного отставания России от передовых стран Европы и Америки. Однако великая задача помогла Гастеву сгенерировать великие идеи, которые опередили время и нашли реальную поддержку и воплощение только спустя несколько десятилетий. Вот, например, Гастев описывает стандартный подход к инициативности и изобретательности персонала любого современного нам предприятия, следующего концепции бережливого производства:
"Электрификация ... настойчиво требует создания особого типа человека, человека-монтера, который весь полон идеями обработок, технических настраиваний и приспособлений. Мы должны изобретательство возвести в насущный элемент воспитания."

Интересно, что Гастев еще на заре становления психологии, как прикладной науки, когда психология была еще уделом избранных, обосновал необходимость работы с психикой человека с целью оздоровления и улучшения эффективности отдыха, как источника сил для труда.
"И как это ни странно, мы не умеем отдыхать. Можем ли мы так лечь на кровать после работы, чтобы сразу отпустить все мышцы и почувствовать, что весь корпус беспомощно проваливается вниз?
Необходимо провозгласить не только академическую, но бытовую, социальную науку об энергетике работника.  Почему, почему горы книг написаны о тепловой энергии, топках, котлах, паровых машинах, электричестве, антраците, белом угле, электрификации и ничего не написано об энергетике работника?"
Сейчас действительно полки магазинов завалены литературой о психологии. Но Гастев изрек это тогда, когда психология воспринималась как нечто чуждое и ненужное, тем более в молодой пролетарской республике. А ведь даже сейчас не скажешь точнее Гастева про психотипы:
"Наконец, каждая профессия, каждая рабочая операция, каждый трудовой прием должен иметь свое подходящее настроение, требовать свой характер."

А создание в Москве Центрального Института Труда (ЦИТ) в 1921 году предвосхитило на 60 лет создание в Америке аналогичной структуры, занимающейся реорганизацией труда американских предприятий: исследовательского проекта на базе Массачусетского Технологического Института.

Словом, нам есть, чем гордиться, но есть и о чем жалеть. Говорят, в годы перестройки в конце 80-х возродили ЦИТ. Но было уже поздно.